Высокие чины силовых ведомств понятия не имеют, что это такое хороший вертолет.
Министерство обороны взяло долговременный курс на модернизацию имеющейся техники. Таким образом, консервируются ее отрицательные качества, а Вооруженные силы продолжают готовиться к войнам прошедшего века. Тем временем главной силой на полях современных сражений стали вертолеты.
На фоне резкого повышения внимания к безопасности полетов разговор пойдет о винтокрылой авиации, которая вносит существенную «лепту» в общий мартиролог чрезвычайных происшествий в воздухе. Ставшие уже регулярными в последнее время аварии и катастрофы сделали свое дело – переменили общественное мнение о надежности вертолетов. При мизерных налетах количество несчастных случаев непомерно велико. Бьются все, невзирая на ведомственную принадлежность, типы и размеры. Бьются большие и малые машины, новые (Ка-226) и старые (Ми-8), наши и зарубежные (MD600N), бьются гражданские, бьются полувоенные, бьются военные...
Не сбой, а система
После очередной громкой катастрофы вертолета сепаратисты и террористы всех мастей на перегонки бросаются присваивать себе лавры победителей (мы-де сбили), однако, как это ни кощунственно звучит, нужно признать, что наши небоевые потери уже давно превысили боевые. Мы теряем винтокрылые машины и людей без единого выстрела.
В результате падений вертолетов силовых ведомств погибают и рядовые, и генералы. Подобную гибель руководящего и не руководящего состава Минобороны, МВД, ФСБ невозможно ничем оправдать, никаким человеческим фактором: ведь вертолет обладает уникальными возможностями произвести посадку с отказавшими двигателями на авторотации. Удивляет даже не безразличие к потерям, а непрофессионализм в организации выполнения перевозок и необоснованные риски: от выбора техники и подготовки к полетам вплоть до расследования причин.
Что касается выбора техники, поразительно, когда так называемые звезды эстрады совершают вояжи на собственных самолетах стоимостью в несколько десятков миллионов долларов, а люди, от решения которых зависят десятки и даже сотни тысяч человеческих жизней, отправляются в командировки на летательных аппаратах прошлого века. При этом уровень обеспечения безопасности этих машин (уже не говорю о качестве полетов) далеко не соответствует требованиям сегодняшнего дня.
Складывается впечатление, что руководители не знают или забыли, что же такое хороший вертолет. Напомню – это исправность не ниже 98%, а месячный налет даже в сложных природно-климатических условиях в районе 170 часов. Можете сравнивать. У нас сегодня нет таких вертолетов. Нам не на чем возить больших начальников ни с точки зрения платформы, ни – оборудования. Кстати, именно оборудование (использование новых информационных технологий) – одна из основных причин высокой аварийности вертолетов. Пару слов нужно сказать о расследовании происшествий. Пока с телевизионных экранов нам рассказывают сказки про «черные ящики», специалистам и профессионалам все уже давно ясно. Есть достаточно простая формула расследования. Первый вопрос, который нужно задать: какая была погода? Если имела место плохая видимость, основная причина ЧП – потеря пространственной ориентировки из-за недостатков в оборудовании кабины, а если хорошая – либо низкая подготовка, недисциплинированность, либо отказ техники, либо то и другое вместе. В последнее время все бросились незаслуженно ругать технику, не имея представления, о чем говорят. Летно-техническая составляющая во многом обусловлена недостаточным (скорее отсутствующим) сопровождением разработчиком и производителем эксплуатации своей машины, ибо они продолжают работать по принципу: «выпустил – забыл». К сожалению, вертолет – не ракета!
Но вернемся к потерям. Вот наиболее громкие случаи: июнь 1998 года – на КА-50 разбивается начальник Центра боевой подготовки армейской авиации; апрель 1999 года – в Таджикистане на Ми-8 разбивается группа высокопоставленных руководителей ФПС; сентябрь 2001 года – в Чечне в катастрофе Ми-8 погибают представители Генштаба; январь 2002 года – вместе с Ми-8 гибнут генералы МВД. Последний пример: 12 сентября нынешнего года под Владикавказом рухнул на землю Ми-8 с генералами Минобороны на борту. Возникает закономерный вопрос, что это за руководители, которые сами не могут качественно организовать свои же собственные полеты?
12 сентября этого года лишь подтвердило, что после чудовищной катастрофы Ми-26 в августе 2002 года близ Ханкалы и передачи авиации Сухопутных войск в состав ВВС ничего не изменилось. Преобладание небоевых потерь над боевыми убедительно свидетельствует, что это не просто очередной сбой. Сложившаяся система эксплуатации винтокрылой техники, включающая взаимосвязанные и взаимодействующие элементы (собственно авиационную технику; летно-технический состав; силы и средства обучения, подготовки, обслуживания и ремонта, связи; документацию, технологии, программное обеспечение…), не работает.
Подвергшаяся в последние годы бездумному реформированию, она, словно раненый зверь, продолжает двигаться по инерции, оставляя за собой кровавый след в виде черных ям и обгоревших фрагментов вертолетов. А мы продолжаем убеждать всех, что Ми-28 в три раза эффективнее Ми-24 и Ка-50/52 тоже не хуже. Модернизируем, а точнее, ремонтируем старые вертушки Ми-24, Ми-8. Вроде бы стали летать больше, но аварии или катастрофы по привычке списываем на человеческий фактор. А если война? Положим вертолеты, похороним ребят и получим ордена?
Новое столетие ознаменовалось не только новыми страшными природными катаклизмами и техногенными катастрофами, но и новыми войнами. Меняются войны, меняется вооружение и способы его применения. Если атаки террористов в Нью-Йорке, боевые действия в Чечне и кампания в Ираке лишь наметили начало коренных изменений в содержании войн, то операции армии Израиля в Ливане против группировки «Хезболлах» стали наглядным примером войны нового поколения, войны с активным использованием новых перспективных технологий.
Новая роль
Чем же отличаются войны нового поколения с точки зрения применения вертолетов? Во-первых, надо принимать в расчет, что у противника отличная экипировка, высокая выучка, он имеет ПЗРК, ПТУРы, гранатометы, тяжелое стрелковое оружие. В борьбе с невидимым врагом, быстро растворяющимся среди мирного населения, наземная операция в ограниченном пространстве городов и населенных пунктов оказалась совершенно неэффективна. Нанесение ударов тяжелыми боевыми вертолетами приводит лишь к необъяснимым разрушениям и жертвам среди мирного населения. На бесполезность «Апачей» сначала обратила внимание Югославия, где армейская авиация США потеряла сразу два вертолета в ходе подготовки к наземной операции, а теперь подтвердила израильская система залповая огня, которая сбила свой собственный вертолет, в результате чего погибли оба члена экипажа.
Во-вторых, изменение роли и места винтокрылой машины. В условиях цифрового поля боя из «узкого специалиста» вертолет превращается в «лидера» группировки, в интегрирующее звено всего комплекса применяемых средств. На первый план выходят такие функции, как сбор, обработка и передача информации, руководство и наведение, нанесение точечных ударов, грузовые и транспортные перевозки, поиск и спасение, специальные функции. Причем не просто уничтожение (противника) или спасение (пострадавшего), а гарантированное уничтожение или гарантированное спасение при гарантированной безопасности экипажа и окружающих.
В-третьих, психологическое воздействие. Для оказания психологического воздействия противоборствующими сторонами активно используются новейшие средства массовой информации, связи и интернет. Здесь вертолеты выступают сразу в нескольких ипостасях. С одной стороны – универсальное средство для сбора достоверной информации и передачи в режиме онлайн, с другой – лакомый кусочек для террористов – легкая добыча и большой резонанс (захват заложников), и в то же время это основное средство для освобождения тех же заложников (поиск и прибытие на выручку, оказание первой медицинской помощи, эвакуация и т.д.).
Мифы об уничтоженных летательных аппаратах пользуются особой популярностью. До сих пор по страницам печатных изданий гуляет история о сбитом из винтовки иракским крестьянином американском АН-64 «Апач», который на самом деле сел вынужденно из-за банальной выработки топлива. Значение вертолета в новых войнах трудно переоценить, именно поэтому в любом конфликте разворачивается настоящая охота на вертолетчиков. Кстати, одной из главных целей трагического рейда Басаева на Буденновск был именно вертолетный полк.
В-четвертых, затяжной характер современных вооруженных конфликтов. Как правило, активная фаза сменяется фазами меньшей интенсивности огневого воздействия, однако не меньшей, а, может, даже большей по напряжению вертолетных сил. Отсюда особое значение приобретают способности вести длительные боевые и небоевые действия в отрыве от мест основного базирования. Не 2–3 недели, а несколько месяцев, а быть может, и лет.
В-пятых, расходы на винтокрылую технику. Средства, вкладываемые в вертолетостроение, измеряются миллиардами долларов, и основная их доля приходится на военные разработки. Поэтому непонятно, зачем тратить средства на тяжелые ударные вертолеты и бросать их против мирного населения? Что могли сделать легендарные Ми-24, предназначенные для борьбы с бронетанковой техникой на поле боя, в Беслане? Ничего, кроме того, чтобы в случае отказа двигателя «проломить кому-нибудь крышу». Что может модернизировать на боевых вертолетах израильская компания IAI? Если вся израильская авиационная промышленность – «признанный лидер» по внедрению новых информационных технологий в ВВТ, проиграла повстанцам?
Сегодня нужны доступные универсальные средства с простой и понятной системой эксплуатации, способные работать по замкнутой схеме: сбор информации – анализ – принятие решения – применение высокоточного оружия (дешевого) «чужими руками», например, ударными БПЛА. Нужны новые критерии оценки эффективности. Вместо криков о превосходстве по критерию «стоимость-эффективность» в нескольких вылетах на поле боя по оси «запад-восток» считать нужно весь жизненный цикл по направлению «север-юг»...
Подводя итоги, необходимо отметить, вся армейская авиация оказалась не готова к новым реалиям. Бесполезность наряду с большим количеством необъяснимых катастроф и преобладанием небоевых потерь – наглядный показатель этого. Вспомните, с чего начались боевые действия в Ираке, – со столкновения двух вертолетов, в которых погибли несколько десятков военнослужащих коалиционных войск. А периодические наскоки иракских боевиков «загоняют» месячные вертолетные потери выше потерь всей наземной группировки.
Таким образом, изменение роли и условий применения, усложнение задач и расширение диапазона выполняемых функций неминуемо ведет к росту небоевых потерь. Вместе с усилением тенденции меняется само содержание урона (потери в условиях искаженной информации или информационного голода, потери от своих…). Для предотвращения небоевых потерь нужен целый комплекс мероприятий, среди которых определяющим в будущей войне становится использование новых вертолетных технологий. Наши вооруженные силы обязаны осваивать их быстро и разумно. Разума нам не занимать, только «запрягаем» медленно.
Евгений Матвеев
Независимое военное обозрение, 10.11.2006
