Кавалер ордена Богдана Хмельницкого майор Сергей Кужелюк
является единственным борттехником,
отмеченным орденом «Народный Герой Украины»
Три часа ночи, экипаж Ми-8 спит в палатке после сложных полетов. Оперативный дежурный подходит к пилоту и шепчет:
- Просыпайся, за час - вылет!
Пока летчик собирает вместе мысли, борттехник Сергей Кужелюк уже на ногах.
- Куда «летишь»? Успеешь! - удивляется дежурный.
- Как куда? Надо же все хорошо проверить, техника ошибок не прощает!
Бортовой техник действительно раньше всех начинает готовиться к вылету и значительно позже идет отдыхать после посадки вертолета, хоть часто и остается в тени летчиков. Особенно важна его работа в районе активных боевых действий, где он нередко заменяет все наземные службы обслуживания и ремонта.
Сергей Кужелюк - кавалер ордена Богдана Хмельницкого и единственный борттехник, награжденный орденом «Народный Герой Украины». И это именно тот случай, когда ни у кого не повернется язык сказать, что награда была не заслужена. Он первый заметил выпущенную из ПЗРК ракету и начал отстреливать тепловые ловушки, что позволило летчику вовремя осуществить успешный маневр. А еще - оказывал первую помощь раненым, искал экипаж сбитого вертолета, держался несколько суток без сна, только на кофе и сигаретах ... А чего стоит ремонт техники в фронтовых условиях?
Во время общения с офицером становится понятно, что день рождения он теперь может праздновать не менее десяти раз. И это - по самым скромным подсчетам.
- Непростым для нас оказалось 16 августа 2014-го. Мы должны были перебросить спецгруппу в тыл врага под Саур-Могилу. Точка высадки находилась в нескольких километрах от нашего крайнего блокпоста. Когда вертолет подлетел к ней, я сразу услышал знакомый цокот по фюзеляжу: стрелял пулемет. Пуля вошла через пол, пробила топливный бак и ранила одного из бойцов. Из бака струей вытекал керосин, были прострелены двигатель, лопасти и хвостовая балка. Машина в любую секунду могла вспыхнуть. Одновременно вражеский снайпер обстрелял кабину. К счастью, никого не задело, но перебило проводку. Приборы тревожно замелькали и полностью «умерли». Все это - за несколько мгновений. Мы все сели, быстро высадили группу и рванули к ближайшему блокпосту. По дороге я разговаривал с раненым, чтобы тот не потерял сознание. А он только крепко сжимал снайперскую винтовку. Так и держал ее - даже когда был не в сознании. Удивительно, но вертолет летел спокойно, даже не трясло. Когда сели у блокпоста, я сразу разрезал одежду раненого, остановил кровотечение, уколол обезболивающее, а потом стал расшивать панели вертолета. Понял: ситуация - критическая. Остановить утечку керосина в этих условиях было невозможно. Подлатал пробоины, как смог, и мы полетели в ближайший полевой госпиталь, а уже потом - на базу. Ремонтировать вертолет после этого «приключения» пришлось три дня. Он потом был задействован в выполнении еще не одного фронтового задачи.
Нередко бывало, что бортовой техник не отдыхал по несколько суток. Но он не жалуется. Говорит: «Просто включал режим «терминатор» и не думал об усталости».
- 28 августа в 23 часов я начал летать на эвакуацию раненых, но уже с другим экипажем. Летали более суток и утром 30 августа экипаж изменился, а я продолжил вылеты. Практически без перерыва и в последний день лета я приступил к полетам с третьим экипажем, которым командовал Василий Мулик. Тогда нас у Волновахи едва не сбили из ПЗРК. Это был уже третий или четвертый вылет за ранеными. Смеркалось, уже было около восьми вечера, поэтому нам пришлось подняться чуть выше, чтобы не наскочить на ЛЭП. И вдруг я увидел маленький белый огонек, по которым тянулся инверсионный след. Это был пуск ракеты с ПЗРК. Я крикнул: «Ракета» и сразу начал отстрел «асошками» (АСО - автоматическая система отстрела. - Авт.). Я не ожидал команд, одна рука у меня всегда была на переговорном устройстве, а другая - на кнопке «АСО». Мы даже и не говорили в тот момент много. Василий Мулик среагировал и совершил противоракетный маневр, я отстреливал. Каждый делал свое. Уже когда поняли, что избежали попадания ракеты, выдохнули. Помню еще, как жаловался, что чуть не сожгли тепловыми ловушками полполя кукурузы.
Еще одна нетипичная история случилась с «бортачем», когда поступила команда эвакуировать экипаж из сбитого под Славянском Ми-24.
- Мы стояли в Доброполье вместе с десантниками 95-й бригады. Тогда целый день лил дождь. И уже сейчас я понимаю, что именно он нас и спас, потому что значительно ухудшил противнику видимость. Нам сообщили, что экипаж сбитого вертолета живой и сел в болото, надо найти его и забрать. Необходимая нам точка находилась в 12 километрах от вражеского блокпоста. Для огневой поддержки с воздуха и для прикрытия эвакуации нам нужна была помощь десантников. Когда они услышали об этом, к нам сразу же прибежали их тридцать, не меньше. Мы же могли взять максимум 15. Пришлось даже с вертолета выгонять, так они стремились помочь. Когда подлетели к точке, сразу увидели парашют, расстеленный крестом. Для вертолетчиков - это знак. Однако мы тогда уже знали о коварной «привычке» врага, поэтому поняли, что это - ловушка. Проверять не стали и, как узнали впоследствии, были правы. Когда Ми-24 сбили, неуправляемый вертолет сел в болото. Там вокруг река, мост - хуже посадочной площадки еще поискать. Передними шасси мы стали на небольшой островок, задние же свисали в воду. Мы выскочили, десантники сразу организовали оборону. Бросились к вертолету, а экипажа не было, он уже далеко отошел болотом. Их долго искали, пытались выйти на связь, но тщетно. Я быстренько забрал с Ми-24 гарнитуру, карты, навигационную систему ... Мы все были грязные, в болоте, измученные ... Десантники уже говорили: «Все! Ставим растяжки и валим отсюда!»
Но экипажа нет ... Так и взлетели ни с чем. Когда пролетели несколько километров, нам сообщили, что экипаж вышел на связь и уже возвращается к подбитой машине. Мы снова туда. Подобрали экипаж. Летчики были живы и здоровы, только замерзли в болоте. Повезло, что «бортача» с ними не было, потому что он бы точно не выжил, его место было прострелено большим калибром.
Взлетаем, а летчик кричит: «АСО» А я ему в ответ: «Уже нет АСО! Все отстреляли» Но в штаб долетели успешно, без пробоин.
Офицер рассказывает, что за годы войны бывало всякое. И ночевать в вертолете в нескольких километрах от интенсивных боев неоднократно приходилось, и «выжимать» из вертолета более 300 километров в час, чтобы выйти из-под обстрела ...
- Максимальную скорость на приборах я увидел еще в начале весны 2014-го, когда мы разбрасывали листовки над Славянском и Краматорском. Мы были на высоте около 800 метров, и по нас «валили» с ДШК. Летчик направил вертолет вниз, чтобы спрятаться за лесополосу. То тогда мы пикировали со скоростью 315 километров в час. Такое со мной впервые, хотя и имею более 2000 часов налета.
Бортовой техник делится, что виртуозно выполнять непростые задачи помог опыт, приобретенный в миротворческих миссиях ООН в Конго, Либерии и Кот-д'Ивуаре.
- Как бы классно ты не знал теорию, пока не переберешь руками сотни авиационных агрегатов, хорошим специалистом не станешь.
