В новой Украине о нем вспоминают гораздо реже — все-таки он герой ушедшей советской эпохи, но и у нас в категорию "развенчанных" его не зачисляют.
Люди, серьезно интересующиеся историей военной авиации, не оспаривают и другое утверждение: Покрышкин — лучший летчик-истребитель Второй мировой войны. Но вот в обывательской среде уже давно стало модным "низвергать" Александра Ивановича с пьедестала. Аргумент, на первый — обывательский — взгляд, самый что ни есть серьезнейший: сравнение числа сбитых им самолетов противника с аналогичными показателями немецких асов.
Помню, как в разгар перестройки ведущий телепрограммы "Взгляд" грустно-назидательным голосом произносил монолог о том, что, мол, считаем мы наших Покрышкина с Кожедубом лучшими, а вот у немцев такой-то ас сбил более трехсот самолетов, такой-то — 250, тот и тот по двести с лишним, тот — полтораста, а всех, у кого на счету около сотни, и не перечислишь… Звучало все это как развенчание очередного плохо состряпанного коммунистической пропагандой мифа и выглядело очень "перестроечно". Именно с перестроечных времен у многих наших сограждан живет и не умирает мнение, что в той войне советским летчикам на самом деле не сравниться с немецкими.
Так ли уж важно сегодня для украинцев, пытающихся воссоздать свою, не по советским лекалам скроенную историю, был ли русский Покрышкин лучше немца Хартмана, имевшего на счету 352 уничтоженных самолета, о котором на Западе выходят статьи и книги под названием "Лучший ас Второй мировой"? Да, Покрышкин не был украинским летчиком (кстати, таковым я бы не назвал и этнического украинца Ивана Кожедуба). Но свое, пусть и маленькое, место в истории Украины он занимает. Дважды с боями прошел всю Украину — в 1941-1942 годах в отступлении, в 1943-1944 — в наступлении, после войны с 1959 по 1968 год служил в Киеве, с 1961 года — командующим 8-й отдельной армией ПВО — заместителем командующего войсками Киевского военного округа по войскам ПВО. И еще одна малоизвестная "украинская" деталь жизни Покрышкина: его всемирно известные (и весьма толковые, хоть и "советские") мемуары "Небо войны" впервые вышли в Киеве в 1965 году (издательство "Радянський письменник") на украинском языке в литературной записи известного украинского писателя Анатолия Хорунжого, благодаря которому художественный уровень книги получился весьма приличным. Ну, а главное то, что Александр Покрышкин — звезда первой величины во всемирной военной истории. А знать всемирную историю украинцам новой Украины никак нелишне.
Так почему же Покрышкин — лучший летчик Второй мировой? И как объяснить разницу между, условно, 59 и 352 сбитыми самолетами?
Сначала о цифрах. К сожалению, даже те любители истории, которые не с ехидством, а вынужденно признают их реальность, делают грубейшую логическую ошибку. По сути, они оценивают летчиков-истребителей Второй мировой как спортсменов. Но война — не спортивный поединок, где победители определяются по очкам, голам или шайбам. На войне другие критерии. Впрочем, даже общий "спортивный" итог известен: Люфтваффе, как и вся Германия, войну проиграли. Значит, лучшими (или сильнейшими) они вовсе не были. Но, все-таки, что делать с цифрами?
Обратимся к элементарной логике. Лучшие советские летчики имели на счету 62, 59, 53, 49, 45 сбитых вражеских самолетов, всего 14 советских асов имели на личном счету более 40 самолетов. Счет лучших немецких — 300, 250, 200, 150… А всего 103 (!) летчика Люфтваффе записали на свой счет более 100 самолетов противника. Почувствуйте разницу! Она неправдоподобно огромна, даже если конкретно по Покрышкину уточнить: сбил он не 59, а 71 (его собственное утверждение в мемуарах), или даже 100 — если верить утверждениям некоторых ветеранов-летчиков, что Покрышкин отдавал часть своих побед молодым летчикам (такая форма поддержки). Теперь вопрос: означает ли это, что лучшие немецкие асы превосходили советских по боевой выучке и летному мастерству в 4-5 раз? Или что качество немецких истребителей "мессершмитт" и "фокке-вульф" во столько же раз превосходило качество советских "яков", "мигов", "лавочкиных" или американских "аэрокобр", на которых воевали многие советские асы, в том числе Покрышкин? Кстати, еще одна цифра: на счету лучшего из англо-американских асов Ричарда И. Бонга — 40 личных побед.
Главные аргументы верящих в число побед немецких летчиков известны: множество устаревших советских самолетов в начале войны и, главное, низкая летная подготовка молодых советских летчиков. Все это в значительной мере так. Но контраргументы найти несложно. Например, первый боевой вылет Хартмана — 14 октября 1942 года, а это никак началом войны не назовешь. И подготовка немецких летчиков в 1944-1945 годах была не лучше советских в начале войны. Почему же тогда десяток-другой советских асов не "нащелкали" хотя бы по сотне вражеских самолетов? В конце концов, я готов согласиться, что несколько (но не 103) лучших немецких летчиков (а уровень боевой подготовки в немецкой авиации действительно превосходил советскую, хотя и не в разы) могли реально сбить по сотне советских самолетов, но это все равно не объясняет упомянутую неправдоподобно огромную разницу.
Докопаться до абсолютной точности в этом вопросе нереально. Мое мнение: немцы сверх всякой разумной меры занимались "приписками". Простое сравнение системы зачета сбитых самолетов в немецкой и советской авиации показывает, насколько "либеральной", т. е., способствующей "туфте", она была у первых, и насколько жесткой — у вторых. Эту тему можно расписывать весьма долго, но в данной статье, по моему мнению, вполне достаточно обратить внимание на очевидную невозможность определять действительную силу немецких и советских асов в зависимости от официально засчитанных личных побед.
Покрышкин стал лучшим летчиком вовсе не потому, что сбил много вражеских самолетов. Более того, если хотите определить суть Покрышкина-летчика, то отбросьте всю "спортивную" терминологию — количество сбитых машин, воздушных боев и боевых вылетов. Феномен Покрышкина совсем в другом. Он, ни много ни мало, — общепризнанный создатель теоретических и практических основ боевой тактики советской истребительной авиации и системы боевой подготовки летчиков-истребителей.
Сразу возникает вопрос: почему теорию и практику боевого применения истребителей, которую должны создавать генералы-академики и, желательно, — до войны, создал "в полевых условиях" обычный летчик-фронтовик, начинавший войну старшим лейтенантом на должности заместителя командира эскадрильи? Почему советская истребительная авиация (кстати, в отличие от бомбардировочной и штурмовой) вступила в войну, не имея разработанной тактики боя? В многочисленных книгах и статьях, прославляющих Покрышкина, вы не найдете четкого ответа на этот закономерный вопрос. И это понятно. Ведь тогда придется признать, что советская военная доктрина в части применения авиации не предполагала ведение истребителями серьезных воздушных боев с истребительной авиацией противника, т.е. не собиралась защищаться.
Начало войны по советским планам — это уничтожение вражеской авиации на аэродромах, то есть, господство в воздухе достигалось не упорными боями истребительной авиации, а одним мощным штурмовым и бомбардировочным ударом. В таком сценарии войны истребителям, естественно, отводилась второстепенная роль. Только этим можно логично объяснить многие непонятные, на первый взгляд, явления, характерные для советской истребительной авиации начального периода войны.
Например, почему новейшие советские истребители МИГ-3 и ЛАГГ-3, принятые на вооружение буквально в последние недели перед войной, были хуже приспособлены к воздушному бою, чем немецкий Ме-109? Ведь последний вовсе не был "незнакомцем" для советской авиации. С ним встречались еще в небе Испании, в 1940 году СССР закупил в Германии несколько этих самолетов, так что советские конструкторы знали о нем все до последней гайки. Неужели нельзя было сделать новые советские истребители хотя бы не хуже "мессершмитта"? Ответ в том, что всерьез драться с Ме-109 и не собирались. Потому сделали новые истребители с другими приоритетами. МИГ-3 был тяжелым высотным истребителем и имел два главных качества: дальность полета (обеспечивал прикрытие бомбардировщиков и штурмовиков на 500 км за линией фронта) и способность нести бомбы. Иными словами, это был, по сути, истребитель-штурмовик, и его главная задача — удары по наземным вражеским войскам, а не "карусели" с Ме-109. Понятно, что истребитель, способный нести бомбы и много топлива для дальних полетов, должен иметь солидный вес, а за это приходилось платить снижением маневренности и малой скоростью на средних высотах, где и велись, в основном, воздушные бои. Ме-109 бомбы брать не мог и не летал так далеко, он был легче и маневреннее. Та же история с ЛАГГ-3 — слабая маневренность, низкая скорость на средних высотах. Покрышкин об этом истребителе в мемуарах выразился так: "Я терпеть не мог этой машины, внешним видом напоминавшей карася, но пикировала она прекрасно". Стоит ли уточнять, для какого типа самолетов очень важно прекрасно пикировать?
А мы читаем воспоминания того же Покрышкина и удивляемся глупости советских авиационных начальников: оказывается, в начале войны истребители летали не "парой", а "тройкой". Но это совсем не глупость, просто "тройка" — идеальный боевой строй для штурмовиков и бомбардировщиков, и до войны МИГи приспосабливали к их тактике.
Перестраивать тактику истребительной авиации приходилось не просто с нуля, а с минуса. Ведь не было самолетов с нужными техническими характеристиками, основная масса летчиков, выученная в летных школах по сокращенной трех-четырех-месячной программе, не была готова к сложному пилотажу, необходимому для воздушного боя истребителей. Плюс жестокая "мясорубка" войны, когда летчики и самолеты гибли массово. В таких условиях создать новую тактику чрезвычайно трудно, практически невозможно. Конечно, на генеральском уровне, т.е. чисто теоретически, несложно изложить на бумаге главные идеи этой новой тактики. Но как ее воплотить в жизнь, когда идет война, враг господствует в воздухе и нужно "затыкать дыры" жизнями летчиков и теми несовершенными самолетами, которые можно сделать немедленно; и нет времени останавливать производство для освоения выпуска новых истребителей, которые конструкторам еще надо создать?
Нет сомнений, что Покрышкин был не единственным прекрасным летчиком в советской истребительной авиации, не он один понимал, что воевать нужно по-другому, и не он один пытался это делать. Но довести дело до конца, то есть разработать всю систему — от подготовки летчика в фронтовых условиях до основ действий в бою отдельного летчика, пары, звена, эскадрильи — удалось именно и только ему. И разработать не только теоретически, но и проверить всю теорию личной практикой летчика-фронтовика. Здесь действительно нужен особый талант, ум, личное мастерство (чтобы уцелеть в боях), мужество и характер (чтобы доказать правильность своих идей) и, наверное, особое везение в жизни.
В феврале 1944 года произошло самое, на мой взгляд, знаменательное событие в жизни летчика-истребителя Александра Покрышкина: ему, майору-фронтовику, до этого лишь несколько месяцев исполнявшему обязанности командира полка, предложили генеральскую должность начальника отдела боевой подготовки истребительной авиации ВВС. Это было уникальное признание его особых заслуг, признание того, что рядовой, по сути, летчик сумел в невероятно сложных условиях войны, не в кабинете, а на фронте, за штурвалом боевого самолета сделать то, что оказалось не под силу генералам с академическим образованием. Три Звезды Героя, множество орденов и даже всенародная слава выдающегося летчика-аса — все это менее важно, чем упомянутое предложение.
Покрышкин, как известно, предложение не принял — не захотел уходить с фронта. Наверное, он был прав. В 1944 году боевую подготовку летчиков-истребителей мог уже успешно организовать и кто-то другой.
Юрий Сандул
Источник: www.grani.kiev.ua